Я из породы сибирских Макклаудов.
Таких специальных таёжных горцев, которых выводили для обживания местности, для этого не предназначенной.
По кодексу горцев любые невзгоды они встречают с гордо поднятой головой над могучими плечами.
Они всё могут, никогда не ошибаются, и вообще, не умеют реветь.
Похоже на гордых грузин, только у сибиряков глаза уже и жизнь суровее.
Из-за такого происхождения у меня всю жизнь случаются проблемы.
С первыми двумя родовыми заветами я справляюсь.
Особенно я люблю всё мочь и никогда не ошибаться.
Но с пунктом «не реветь» полный швах. Тут я оказалась позором семьи.
Ревела я с раннего детства по любому поводу.
Эмпатия и чувствительность, замешанная на бурной фантазии, приправленная трепетной психикой и помноженная на бодрый темперамент, творили чудеса.
Любое неоднозначное событие жизни, а также книги, сны, мысли, мультфильмы, придуманные мной же истории, могли ввергнуть меня в пучину слез за 3 секунды. Отозвать их обратно не удавалось, как правило, пару часов.
Понимая, что не просто сотрясаю пространство мощными рыданиями, а ещё и нарушаю сложившиеся традиции семейного мужества, я мучилась двойными угрызениями совести. Но сделать ничего не могла.
Мама терпеливо ждала, что я подрасту, и наконец, начну демонстрировать наследственные качества.
Время шло, я росла и продолжала позорить семью, выразительно рыдая из-за каждой мелочи, которая для мня имела размер айсберга, подбившего Титаник.
Однажды я встретила огромную манту. Не ту, что большой пельмень с мясом или тыквой, а ту, которая гигантский скат из моря.
Она висела в виде высушенного чучела под потолком в музее Черноморского бассейна. И строго смотрела на меня, как дальняя родственница-графиня со стен фамильного замка.
Ее взгляд транслировал километры эволюционной рутины и муки выбора.
Я ощутила смешанные чувства вины, узнавания и внезапный приступ родства.
Как будто я обещала делать уроки, сама сбежала на море, и вот, внезапно приехавшая суровая тётка меня застукала в самый разгульный момент.
Мне стало неудобно, что её поймали, высушили и вот так повесили под потолок. Теперь она сверлит меня оттуда недовольным взглядом.
Но зато я обрела ещё одну родословную.
И эта родственная ветвь открывала передо мной прекрасные новые возможности.
С тех пор рыдать я убегала к морю.
Оно мокрое и мудрое, в нём плавают родственницы, тоже все насквозь мокрые и мудрые. В таких обстоятельствах можно всё.
Например, переметнуться из клана суровых Макклаудов в клан древних чувствительных мант.
И рыдать без зазрения совести, пока не кончаться слёзы и горе.
С той поры много воды утекло. Мир поменялся.
Я по-прежнему плохо справляюсь со своими чувствами.
И мне по-прежнему стыдно реветь. А часто очень хочется.
Особенно в последнее время, когда херня в мире зашкаливает все штормовые барометры.
И тогда меня неумолимо тянет к морю, навестить древнюю тётку.
Недавно я достала запасы камней и коряг, раскопала в углу кладовки кусок старой цыганской двери и собрала из всего этого маленький приморский городок с маяком. Хотя бы так.
Тётка, ты слышишь? Я скоро приеду…
